О разности христианских взглядов

 (Уильям Блейк "Вечное Евангелие", отрывок) 

Христос, которого я чту,
Враждебен твоему Христу.
С горбатым носом твой Христос,
А мой, как я, слегка курнос.

Твой - друг всем людям без различья,
А мой слепым читает притчи.
Что ты считаешь райским садом,
Я назову кромешным адом.

Сократ милетов идеал
Народным бедствием считал.
И был Кайафа убежден,
Что благодетельствует он.

Мы смотрим в Библию весь день:
Я вижу свет, ты видишь тень.

"Что есть истина?"

Что есть истина? // Решение. – 2011. - №33 

«Иисус отвечал: …Я на то родился и на то пришел в мир, чтобы свидетельствовать об истине; всякий, кто от истины, слушает гласа Моего. Пилат сказал Ему: что есть истина? И, сказав это, опять вышел к Иудеям» (Ин. 18:37-38)

Читающий Евангелие от Иоанна не может обойти вниманием этот короткий диалог между Христом и Пилатом. Вопрос, походя брошенный Пилатом в ответ Христу, показывает нам человека, которого уже ничто не удивляет. В словах Пилата слышится не желание узнать истину, а скорее нотка разочарования.

Читая этот эпизод, хочется задуматься: а задавались ли мы по-настоящему вопросом «Что есть истина?». Многие ответят утвердительно и в качестве довода добавят: «Иначе я не верил бы в Бога» или «…не работал бы на этом месте» или «… не жил бы согласно своим убеждениям».

Действительно, люди не могут обходиться без истины. Вернее, без истин. И хотя под истиной мы привыкли понимать нечто неоспоримое, несущее прозрение и свободу, а следовательно, универсальное для всех, на поверку оказывается, что истин почти так же много, как и самих людей. Более того, и между теми людьми, которым, казалось бы, надлежит иметь одну истину на всех, мы видим различные мнения, несогласия и распри.

Возьмем, например, церковь. Христиане, может быть, даже более прочих склонны превратно обращаться с истиной, о чем свидетельствуют многочисленные разделения. Апостол Павел, обращаясь к христианам Ефеса, призывает их иметь «единство духа в союзе мира», напоминая, что у них одна надежда, «один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф. 4:5). Павел умоляет и коринфских христиан, чтобы у них не было разделений (1 Кор. 1:10). Почему же апостолу постоянно приходилось напоминать об этом почти всем общинам, о которых он имел попечение?

Ответ отчасти состоит в том, что одна и та же истина может пониматься и приниматься людьми по-разному. Конечно, все мы разные – но беда не в этом. Беда в том, что все мы подвержены последствиям адамова грехопадения и не можем объективно воспринимать реальность. «Бог с небес призрел на сынов человеческих, чтобы видеть, есть ли разумеющий, ищущий Бога. Все уклонились, сделались равно непотребными», - сокрушается псалмопевец (Пс. 52:3-4).

Хотя все мы помним слова Христа: «Придите ко Мне, все труждающиеся и обремененные» (Мф. 11:28), часто мы заставляем Его прийти к нам. Сказавшего «Я есмь путь и истина и жизнь» (Ин. 14:6), мы ведем своим путем и превращаем Истину воплощенную в свою, узкую, местечковую истину. Конечно, подобное обращение с истиной можно увидеть сплошь и рядом, но именно в христианском сообществе это видно особенно отчетливо: «У нас своя церковь… свое вероучение… своя семинария…». Словно Христос и христианство – не одни на всех, а у каждого свои. Вместо того, чтобы объединяться с другими христианами, мы обособляемся вокруг приватизированной нами истины, не замечая, как теряем радость и свободу в общении как с другими верующими, так и с Богом.

Истина, воспринятая как идея или аксиома, не позволяет нам заглянуть внутрь себя. Она уводит нас во внешнее; мы верим в эту истину, ею мерим свою жизнь, в ней видим решение своих духовных проблем. При этом и Бог видится нами не как Истина, но как податель истин или, вернее, правил, которых мы должны придерживаться. Немудрено, что мы начинаем настороженно, раздраженно или враждебно относиться к тем, кто не разделяет наши представления. При этом истина, призванная дать прозрение и свободу, наоборот, порабощает нас, затмевая правдивое восприятие Бога, ближнего и самих себя.

Не об этом ли говорит и Христос фарисеям в Евангелии от Иоанна – «и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8:32)? И когда те возражают, приводят свои доводы, Христос отвечает напрямую, что Он и есть та, не узнанная ими Истина, которая может освободить их от греха (Ин. 8:36). Покуда фарисеи довольствуются своими представлениями об истине, покуда они не восприняли Истину как Личность, они пребывают «во грехах своих» (Ин. 8:24,34).

«Что есть истина?» - вопрошает Пилат, а Истина стоит перед ним. Во Христе Истина стала перед людьми лицом к лицу, не оставляя места для маневров и оправданий. Перед нами уже не абстрактное знание о Боге, но Сказавший «видевший меня видел Отца» (Ин. 14:9). Уже не надо гадать, каков Бог, что Он о нас думает, или как бы Он поступил на нашем месте. Однако, в воплощенной Истине мы видим не только Бога, но и Сына Человеческого. Сын Божий стал истинным человеком, поэтому смотря на Него, мы понимаем, какими мы должны стать и как относиться к людям. В Нем мы видим, как следует прощать, миловать, сострадать, почитать других выше себя. После этого нечем уже оправдать собственный эгоизм, раздражение, неприятие и злобу.

Одним словом, во Христе нам явлена Истина о Боге и о нас самих, созданных по образу Его. Наша же задача – не превратить эту Истину в отвлеченное знание о ней. А значит, личные отношения с воплощенной Истиной надо ставить на первое место. Макензи, главный герой книги «Хижина», в своем диалоге с Богом слышит такие слова о Христе: «Истина должна тебя освободить, и у Истины есть имя, он там, в мастерской, весь в опилках. Все это в нем. И свобода — это процесс, который протекает во взаимоотношениях с ним. Тогда все то, что бурлит у тебя внутри, начнет постепенно выходить наружу».[1]

Христос есть Свет истинный, пришедший в мир, чтобы всякий верующий в Него не оставался во тьме (Ин. 12:46). В Его свете мы можем увидеть Бога, ближних и себя и освободиться от сковывающих нас иллюзий. Тогда мы сможем продолжать Его служение - свидетельство об истине (Ин. 18:37). Тогда истина поможет нам любить Бога и ближнего и ощущать их любовь в своей жизни. Может быть, поэтому Федор Михайлович Достоевский, обуреваемый сомнениями своего века, когда мнимые «истины» так легко овладевали сознанием людей и толкали их на ложный путь, говорил в одном из своих писем:

«Я – дитя века, дитя неверия и сомнения до сих пор и даже (я знаю это) до гробовой крышки. Каких страшных мучений стоила и стоит мне теперь эта жажда верить, которая тем сильнее в душе моей, чем более во мне доводов противных. И, однако же, Бог посылает мне иногда минуты, в которые я совершенно спокоен; в эти минуты я люблю и нахожу, что другими любим, и в такие-то минуты я сложил в себе символ веры, в котором всё для меня ясно и свято. Этот символ очень прост, вот он: верить, что нет ничего прекраснее, глубже, симпатичнее, разумнее, мужественнее и совершеннее Христа, и не только нет, но с ревнивою любовью говорю себе, что и не может быть. Мало того, если б кто мне доказал, что Христос вне истины, и действительно было бы, что истина вне Христа, то мне лучше хотелось бы оставаться со Христом, нежели с истиной».[2]

[1] Янг У.П. Хижина. – М.: Эксмо; СПб.: Домино, 2010. – С. 115-116
[2] Письмо Н. Д. Фонвизиной, февраль 1854 г. цит. по: Ф.М. Достоевский. Собрание сочинений в 15 томах. — Л.: «Наука», Ленинградское отделение, 1989–1996. – Т. 15. – С. 96